Ростов совсем неизвестный, но очень узнаваемый.

В конце позапрошлого века в нашей стране жил журналист, беллетрист, этнограф и путешественник Николай Николаевич Лендер.

Он оставил нам яркие путевые записки, в которых описаны многие черты той эпохи, ускользнувшие от других авторов.

Значительную часть своих путешествий Николай Николаевич совершил по югу России. Я уже обращался к творчеству Лендера, когда писал заметку Плавучие маяки Меотиды.

В этой же заметке  я приведу полностью описание Ростова - на - Дону , сделанное Николаем Николаевичем Лендером и вошедшее в издание 1892 г.

Иллюстрировав его немногими фотографиями из той эпохи.

Мне определённых хлопот стоил перевод текста конца 19-го века в текст, понятный современному читателю. И тут у меня было два варианта: либо сделать литературный перевод, либо просто убрать из текста буквы, вышедшие из употребления. Я выбрал второй вариант, чтобы не потерять дух той эпохи.

Но первую страницу помещу в виде скана, чтобы,  прочитав её, вам было легче перенестись в то время.

Обозревая последовательно деятельность портовъ Чернаго и Азовскаго морей: Одессы, Севастополя, Феодосии, Новороссийска, Поти, Батума, Керчи, Бердянска, Мариуполя и Таганрога, мы пока оставили безъ должнаго разсмотрения операции важнаго отпускного пункта Донскаго края – Ростова, съ которымъ, однако, необходимо познакомиться для полноты общей картины торгово-промышленной жизни русскаго Юга.

Ростов – крупная единица въ ряду черноморско-азовскихъ портов и хотя въ последние годы съ нимъ началъ сильно соперничать молодой Новороссийскъ, переманивающий къ себе кавказский хлебъ, однако, онъ далеко не совсемъ потерялъ прежнее значение, созданное долгими годами. Изъ Ростова до сихъ поръ идетъ заграницу около 40-45 мил. пуд. хлеба (1889 и 1890 гг.), и, по отпуску пшеницы, онъ и теперь занимаетъ первое место после Одессы.

Хлебное дело, конечно, – главный рычагъ, поддерживающий значение Ростова, но следуетъ заметить, что и вне этого дела его роль въ жизни Юга довольно большая и благодарная. Будучи центромъ богатаго степнаго и горнаго Донскаго района, онъ вместе съ Таганрогомъ представляетъ связующее звено между промышленной деятельностью низоваго Поволжья и широко развитою торговлею Приазовскаго края.

Пшеничное дело, такъ сказать, даетъ тонъ жизни Приазовья. Въ периоды наибольшихъ отправокъ хлеба, въ конце лета и осенью, Ростовъ и его окрестности охватывает лихорадочная деятельность. На берегу Дона, где сосредотачиваются главнымъ образомъ пшеничныя операции, появляются горы хлеба. Съ каждымъ днемъ, съ каждой неделей работа усиливается. Во второй половине июля идутъ еще подвозы партий прошлогодняго урожая, а съ прибытиемъ транспортовъ новаго урожая работы достигаютъ своей кульминационной точки.

При обилии хлеба и спешной нагрузке его на суда и пароходы, въ деле отправокъ происходитъ почти тоже, что бываетъ при полевыхъ работахъ на Юге въ слишкомъ урожайные годы: плата увеличивается до очень солидныхъ размеров и выносливый рабочий заработываетъ по 8-10 руб. въ сутки. Высокий заработокъ на пристаняхъ своими соблазнительными цифрами привлекаетъ иногда людей другихъ, совершенныхъ чуждыхъ хлебному делу, специальностей: шахтарей, заводскихъ рабочихъ и даже чуть-ли ни поваровъ и лакеевъ.

Ростовъ питаютъ несметными хлебными грузами Кавказъ (Ставропольская губерния, области Кубанская, Терская) и донския станицы, но кроме того, эти грузы приходятъ сюда и изъ более отдаленнаго Воронежскаго края. По правому берегу Дона, отъ ростовскихъ пределовъ вплоть до Нахичивани – местечка, служащаго въ хлебной торговле правой рукой Ростова, возникъ безконечный особый городъ громадныхъ хлебныхъ амбаровъ, мимо которыхъ проходитъ полотно железной дороги. Тутъ-же длинною вереницею тянутся пристани пароходствъ – морскихъ и речныхъ и антрацитовая пристань «Русскаго Общества Пароходства и Торговли». Надъ водой возвышается целый лесъ мачтъ и пароходныхъ трубъ. Взгляните на это пространство въ самую горячую пору, въ начале августа – и вы будете иметь понятие, что такое пшеничное царство и крупный пшеничный центръ

Нахичевань (въ 3 верстахъ отъ Ростова) съ ея невзрачными домиками и скверными улицами, по обилию жизни, по торговому движению, въ это время – настоящая столица сравнительно съ какимъ нибудь соннымъ и чахлымъ губернскимъ городомъ.

Хлебное дело – дело очень своеобразное. Врядъ-ли найдется какая нибудь другая отрасль торговли, поставленная въ такия же капризныя условия, столь-же лихорадочно живущая интересами минуты, требующая столько же оборотливости и вдобавокъ построенная на такихъ же тонкостяхъ какъ купля-продажа зерна. Случалось-ли вам бывать въ бойкихъ центрахъ хлебныхъ привозовъ, куда постоянно стремятся бесконечные крестьянские обозы, едущие изъ глубины степи, изъ отдаленныхъ селъ и деревень, иногда за 100-150 верстъ?.. Если случалось – то, конечно, вы не могли не заметить многихъ характерныхъ чертъ, свойственныхъ исключительно пшеничнымъ рынкамъ и независимыхъ отъ того, где именно, въ какой местности, происходятъ сделки. И въ торговомъ местечке Юга и на хлебныхъ площадяхъ средняго или низоваго Поволжья – везде одна и та же картина. Разница разве только въ томъ, что въ одномъ случае въ роли продавца фигурируетъ самарский степнякъ, а въ другомъ новороссийский или прикавказский хохолъ.

Пшеничный центръ живетъ главнымъ образомъ ночной жизнью… Утро еще не занялось, кругомъ тишина, полумракъ, въ воздухе свежий раздражающий холодокъ, надъ рекой висятъ дымки тумана. Еще три часа, но на хлебной площади уже начинаютъ пошевеливаться. Тутъ сгруппировались тысячи телегъ съ мешками пшеницы. Лошади и верблюды, выпряженные изъ телегъ, еще не проснулись. Изредка только послышится неприятный крикъ пробуждающегося верблюда.

Къ пшеничному городу подошла толпа людей въ картузахъ, съ деловыми, озабоченными лицами. Они обходятъ то один рядъ возовъ, то другой, раскрываютъ мешки и, словно нехотя, пересыпавъ зерно съ руки на руку, съ небрежнымъ и недовольнымъ видомъ отходятъ отъ воза: «Негодится, молъ, не надо вези обратно», какъ будто говоритъ ихъ взглядъ. На ходу, однако, надменный браковщикъ роняетъ: «Почемъ хочешь?» и быстро даетъ свою цену. Мужикъ не успелъ опомниться, какъ первого покупателя уже и следъ простылъ; передъ нимъ стоитъ второй, еще более суровый. Этотъ сбиваетъ мужичью цену процентовъ на пять, третий даетъ еще меньше… Обходы повторяются и заставляютъ сельчанина очень призадуматься. Ведь по приезде на площадь онъ осведомлялся о ценах и цены были повыше техъ, которые теперь даютъ ему. Мужикъ, конечно, упрямится, чувствуетъ, что его прижимаютъ, но толпа въ картузахъ, знай себе, ходитъ около возовъ, да бракуетъ зерно. Время идетъ, перспектива везти пшеницу обратно и пугаетъ мужика и онъ все более и более теряетъ почву подъ ногами. «Уступай», говоритъ ему одинъ картузъ, «уступай» подтверждаетъ второй. «Никакъ невозможно, слабо упрямится мужикъ, дайте, господинъ, Божескую цену». Но браковщикъ произошелъ многое, онъ уже сотни разъ вилъ веревки изъ крестьянской податливости и сельчанинъ – жалкая игрушка въ его рукахъ. «Соглашайся братъ, говоритъ новый картузъ изъ компании, цена хорошая… право слово, пятакъ даром получишь». «Не даромъ, возражаетъ крестьянинъ, а за пшеницу». «Нетъ братъ даромъ, даромъ даемъ. Ведь намъ хозяйскихъ денегъ не жаль».

Когда крестьянина въ конецъ изморитъ эта толпа въ картузахъ, онъ соглашается, хлопаютъ по рукамъ – сделка совершена. Мужикъ не доволенъ продажей: ведь въ который разъ обошли его, но картузы великодушны, они подбадриваютъ приунывшаго простачка и чтобы подсластить пилюлю, говорятъ ему: «А ты молодецъ, братъ, умеешь продать». Простачекъ молчаливъ; покорный обстоятельствамъ, онъ беретъ «квитокъ» (ярлыкъ), и направляетъ свои десять-двадцать возовъ пшеницы къ амбару. Тамъ, случается, его обвесятъ – и ступай тогда на все четыре стороны.

Знакомы инымъ, можетъ быть, и другие приемы.

Вотъ возы еще въ степи, городъ или село, где мужикамъ предстоитъ продать хлебъ, только-только вырисовывается на горизонтъ. Но что это за люди, которые вышли на встречу возамъ и по дороге къ селу приятно беседуютъ съ мужиками? А это те-же агенты хлеботорговцевъ, те-же рыцари хлебного поля. Чтобы не терять времени на площади, они заранее, еще въ пути, настраиваютъ известнымъ образомъ продавца, сообщаютъ ему, по своимъ соображениямъ, те или другия сведения о ценахъ и сулятъ хохлу обильное угощение «горилкой», если онъ повезетъ хлебъ въ рекомендуемый ими амбаръ.

Вымогательство, обманы, обвесъ – вотъ, что нередко встречаетъ мужичий и помещичий хлебъ на первыхъ же шагахъ своего появления на рынке. Слабое крестьянское упорство сталкивается тутъ лицомъ къ лицу со стачкою прикащиковъ-мартышекъ, – стачкою, представляющей большую силу и, разумеется, одерживающей победы. Разнообразные ухищрения находчиваго ума, хитрые приемы и много торговой ловкости и дипломатии направлены къ одной цели… Подумаешь: какъ непроизводительно тратятся иногда скрытыя силы и таланты!..

Мартышка и заяцъ – великие двигатели въ области хлебной торговли и хлебное дело, выгодное для нихъ, на низшихъ своихъ ступеняхъ полно всякихъ невзгодъ для противной стороны – для хлебопашца. Положимъ, время идетъ, крестьянинъ, въ силу долгаго опыта, становится ученъ и многие фокусы и ухищрения хлеботорговаго пройдошества делаются невозможными. Но хотя черезчуръ грубые обманы и чуть не выколачиванье изъ мужика уступокъ, и отошли въ область прошедшего, однако, и теперь купля-продажа пшеницы не совсемъ благоприятно складывается для производителя. Пусть во главе многихъ хлеботорговыхъ предприятий стоятъ почтенные имена, хоть воплощенные ангелы, но это не меняетъ общей картины, ибо, помимо ихъ, занимающихъ «верхи», въ каждомъ хлебномъ гнездышке масса дельцовъ низшаго разряда, разной мелкоты. Эти сотни хитрыхъ, плутоватыхъ людей, безмерно алчныхъ и жестокихъ въ делахъ наживы, играютъ очень большую роль и въ общей массе хлебныхъ операций имъ принадлежитъ весьма видное место.

Соприкасаясь съ одной стороны съ интересами глухой деревни, съ другой съ многомиллионными оборотами заграничнаго экспорта, хлебное дело, при известныхъ условияхъ, бьетъ въ два кнута: страдаетъ сельский хозяинъ, страдаетъ, благодаря искусственной порче хлеба, очень развившейся, и репутация нашего зерна на мировыхъ рынкахъ. Во всемъ и везде возможны исключения, но они не опровергаютъ правила.

Ростовъ имеетъ громадныя торговыя связи съ заграничными потребителями русскаго зерна; одна группа экспортеровъ отпускаетъ хлебъ въ Англию, другая въ Италию, въ Грецию, третья ведетъ дела съ Францией и т.д. Хлебный экспортъ Ростова находится главнымъ образомъ въ рукахъ грековъ. Наиболее солидныя и крупныя здешния фирмы: Маркъ Вальяно, Скараманга Мануси и К°, Елисъ и К°, Сканави и Максимовъ, Маврокордато, Бр. Дрейфусъ и К°, Н. Скараманга, Севастопуло, Е. Зифо, Бр. Зифо, Ф. Ренгерцъ, Петрококино и Бр. Мордовцевы. Хотя въ числе экспортеровъ и попадаются русския фамилии, но въ общемъ участие русскихъ въ ростовской хлебной торговле очень незначительно.

Кроме хлебнаго дела, Ростову принадлежитъ немаловажная роль въ рыбной торговле. Эту роль онъ делитъ со своимъ близкимъ соседомъ – Таганрогомъ. Во-первыхъ, въ ростовскихъ краяхъ, въ низовьяхъ Дона и на азовскомъ взморье, очень значительное собственное рыболовство, но едва-ли не еще важнее деятельность Ростовскаго порта по операциямъ съ волжскимъ рыбнымъ товаромъ.

Вотъ тутъ-то онъ и является связующимъ звеномъ между Волгою и Дономъ. Обширные у насъ Астраханские рыбные промыслы ежегодно направляютъ въ Ростовъ, въ известные периоды времени, большие транспорты рыбы прикаспийскихъ улововъ.

Весною сюда идутъ черезъ Царицынъ-на-Волге многие миллионы воблы, тотъ-же Царицынъ передаетъ Ростову рыбные грузы другой категории, – предназначенные для заграничныхъ отправокъ (напр., въ Румынию). По рыбному делу Ростовъ находится вообще въ постоянныхъ сношенияхъ съ Волгой.

Другое связующее звено между промышленностью Волги и торговлею Дона – лесное дело. Волжский и Камский лесъ, сплавляемый къ Царицыну въ плотахъ или белянахъ, и перегружаемый на Волго-Донскую дорогу, доставляетъ строительный материалъ для всего степнаго при-донскаго края вплоть до Ростова. Съ весны тянутся внизъ по Дону бесконечныя вереницы плотовъ разныхъ типовъ, сформированныхъ из леса, выгружаемаго въ хуторе Калачъ – крайнемъ пункте Волго-Донской железной дороги. Пользуясь высокой весенней водой, проходятъ сначала партии такъ называемыхъ «грузовыхъ» плотовъ – глубоко сидящихъ въ воде. За ними тянутся «троицкие» плоты, менее глубокие, затемъ, значительно позднее, – «меженние» плоты. Последние плывутъ бесконечно долго и ихъ обыкновенно застигаетъ пора жестокаго июльскаго мелководья, вызывая муки плотовщиковъ на перекатахъ. Отсидевъ должное время на бесчисленныхъ донскихъ меляхъ, плоты разсыпаются, наконецъ, по разным донскимъ станицамъ.

Выгодное положение Ростова при устье хотя и убийственно мелеющей, но въ известные периоды времени все-таки судоходной реки, при море и въ центре деятельнаго промышленнаго района благоприятствовало, между прочимъ, нарождению въ немъ судостроения. Дело это привилось здесь въ последнее время.

Первым мастерскими и верфями явились въ Ростове мастерския общества пароходства по Дону, Азовскому и Черному морямъ (въ Нахичевани) и судовладельца г. Стороженко. Мастерския эти были предназначены исключительно для исправления и ремонта собственныхъ судовъ. Но позднее, года три назадъ, народилось судостроение другого типа, предназначенное для общаго пользования. Осенью 1888 года возникла на берегу Дона верфь, устроенная Д. А. Пахмутовымъ, владельцемъ местнаго механическаго завода. На этой верфи построены, между прочимъ, пароходы, принаровленные къ перевозкамъ каменнаго угля и антрацита по Азовскому и Черному морямъ и обыкновенные пароходы и баржи.

Местное судостроение не свободно, однако, отъ некоторыхъ серьезныхъ затруднений. Неимение около Ростова заводовъ, изготовляющихъ пароходную сталь и железо, является большимъ неудобствомъ. Въ деле приобретения большихъ морскихъ пароходовъ мы, повидимому, еще долго должны пользоваться услугами Запада, Англии и Бельгии, где дело налажено  более совершенно и где более искусства и опытности по этой части.

Разбогатевъ на пшеничном экспорте, Ростовъ особенно выросъ, принарядился и обстроился въ последние 25-30 летъ.

Прочное начало его процветанию было положено съ техъ поръ, какъ онъ сталъ центромъ сходящихся здесь трехъ железнодорожныхъ линий: Курско-Харьково-Азовской, Козлово-Воронежско-Ростовской и Владикавказской. Около того-же времени началась и разработка рудныхъ богатствъ въ Донецкомъ бассейне. Уступая въ прежния времена первенство Таганрогу и находясь въ зависимости отъ маленькой Нахичевани, Ростовъ затемъ далеко превзошелъ первый изъ нихъ, а Нахичевань покорилъ своему влиянию и сделалъ ее своею поденщицей. Людный и бойкий Ростовъ ни по своей внешности, ни по складу жизни не похожъ даже на многие изъ большихъ нашихъ провинциальныхъ городовъ. Это скорее городъ западно-европейскаго типа, чемъ русский. Онъ живетъ неугомонно-суетливой, ключемъ кипящей жизнью. Улицы, прорезанныя рельсами конно-железной дороги и вечно оживленныя движениемъ, много-этажные дома красивой, затейливой архитектуры, шумливые рынки и базары, присутствие на каждомъ шагу промышленныхъ и торговыхъ конторъ и шикарныхъ магазиновъ – все это, вместе взятое, делаетъ Ростовъ, крайне характернымъ по его физиономии. Наши русские города притомъ никогда такъ не рисуются своей деловитостью, никогда не живутъ такъ открыто, на показъ, какъ рисуется и живетъ Ростовъ. Только кое-где, бокъ о бокъ съ изящными зданиями новаго Ростова, уцелели маленькие скромные домики прежняго города, но скоро, вероятно, и они исчезнутъ.

Воздухъ Ростова насквозь пропитанъ пшеницей и заграничнымъ экспортомъ. Здесь всему даютъ тонъ греки, стоящие во главе экспортныхъ предприятий. Взгляните на ихъ солидные аристократические дома-«особняки», на всю обстановку ихъ быта – и вы убедитесь въ этомъ. У каждой фирмы притомъ целый штатъ разныхъ величинъ и ранговъ служащихъ. Не только греки, главари, но и ихъ управляющие, бухгалтеры, доверенные и приказчики, по местнымъ условиямъ, - большие господа, сливки общества. Эти «сливки общества» старательно поддерживаютъ собственный блескъ и представительность. Все живетъ ими и для них, все подлаживается къ их вкусамъ и требованиямъ. Образовавъ довольно замкнутый кружокъ, греки обставляютъ свою жизнь съ большимъ комфортомъ. Въ летнее время приютомъ местной финансовой аристократии служитъ Ростовский коммерческий клубъ, располагающийся въ уютномъ, изящно убранномъ саду, въ центральной части города, рядомъ съ общественнымъ садомъ. Въ саду тамъ и сямъ раскинуты беседки, утопающия въ густой зелени. Ни одинъ нескромный глазъ не помешаетъ священнодействиямъ грековъ у зеленаго стола.

Здесь въ летния ночи выигрываютъ и проигрываютъ те куши, которые могутъ считаться ничтожествомъ лишь въ сравнении съ золотыми мешками иныхъ экспортеровъ. На весь день беседки запираются тяжелыми замками, чтобы раствориться къ вечеру для солидныхъ людей и для солидной игры.

Русские въ Ростове какъ-то на второмъ плане. Это происходитъ потому, что здесь все ценится на весъ мешковъ съ золотомъ. На виду находятся только те русские, которые своими состояниями могутъ поспорить съ греками-капиталистами.

Въ Ростове много благоустройства. Свой общественный садъ городъ устроилъ на редкость. Обширный, раскинутый на буграхъ, этотъ садъ изобилуетъ широкими прекрасными аллеями, пышной зеленью. Внизу, подъ горкой, имеются великолепные цветники съ выхоленными грядками, гротомъ и аранжереями.

Изъ ростовскихъ достопримечательностей выдается большой соборъ Рождества Богородицы съ приделами во имя Свв. Петра и Павла и Спаса Преображения и съ мраморнымъ памятникомъ «Царю мученику» - Императору Александру Николаевичу (1 марта 1881-го года). Благодаря своему положению на высшей точке берега, соборъ и стоящая рядомъ съ нимъ громадная колокольня еще издали видны съ парохода, идущаго по Дону.

На площади передъ соборомъ недавно сооруженъ новый памятникъ императору Александру II-му. Ростовцы учреждаютъ у себя публичную библиотеку и художественный музей; съ этой целью они установили налогъ на театральные билеты. Въ городе, кстати сказать, отличный театръ, выстроенный въ 1887 г. известнымъ на Юге табачнымъ фабрикантомъ г. Асмоловымъ. Театръ небольшой (три яруса ложъ), но просторный, изящный, съ электрическимъ освещениемъ.

Ростовъ быстро улучшается и кто не былъ въ немъ пять-десять летъ, тотъ найдетъ много нового и неожиданного. После Одессы и Севастополя, теперь, пожалуй, это третий городъ на Юге по изяществу.

Интересны ближайшия окрестности Ростова. Тамъ въ тени садовъ группируются дачи некоторыхъ грековъ, а верстахъ въ семи отъ города находится знаменитый, въ своемъ роде, Армянский садъ.

Поездки въ этотъ садъ для ростовцевъ служатъ чемъ-то вроде наших петербургскихъ прогулокъ на острова.

Действительно, это чудесный уголокъ, принимающий въ лунную ночь совсемъ волшебный видъ. Избалованная какими угодно видами, фантазия найдетъ здесь нечто чарующее. Представьте себе огромный тенистый садъ съ густыми зелеными сводами надъ вашей головой, не пропускающими луннаго света, который, прорвавшись кое-где, яркимъ белымъ обводомъ ложится то на земле, то на древесныхъ стволахъ, то скользитъ между посеребренными листьями. Кругомъ полумракъ, случайная и причудливая игра белыхъ пятенъ и густыхъ черныхъ теней, а впереди, въ конце аллеи, выступаетъ передъ вами, весь въ лунномъ свете, высокий зеленый холмъ съ белым и сияющимъ зданиемъ стараго армянскаго храма. Обрамленная рядомъ деревъ, незаметно взбегаетъ вверхъ крутая, полуразрушенная и заросшая травой лестница, которая тамъ на верху приводитъ къ каменной ограде, среди которой высится монастырская церковь.

Армянский садъ – это, пожалуй, единственная вещь въ Ростове, не напоминающая вамъ о такихъ прозаическихъ вещахъ как пшеница, экспортъ, нажива… Тутъ, вдали отъ городской пыли, ночью, легко дышится. Садъ отделенъ отъ города широкой полосой полей, прорезанныхъ въ одномъ месте полотномъ Воронежской железной дороги. Немая тишина ночи, теплый ароматъ южной степи, мягкая дорога, по которой неслышно скользитъ экипажъ – сливаются въ одно впечатление и делаютъ поездку очень приятной.

Некоторые мои комментарии:

Обращу ваше внимание на душевное описание «Армянского сада», которым автор заканчивает свой очерк о нашем городе. Когда несколько лет назад я писал заметку  

На пикник к монастырю, то мучился сомнениями, так ли действительно был популярен у горожан сад возле монастыря Сурб Хач или это преувеличение? Оказывается, так и было.

Предлагаю так же обратить внимание на фразу автора об «Убийственно мелеющем Доне». То есть Дон погибал как в конце 19-го века, так и в начале 21-го. Так, может быть, это всё в наших головах.

А прочитав описание местной торговли, я понял, что ничего не меняется в этом мире, и облегчённо вздохнул.