Станица Цимлянская. Попытка заглянуть в прошлое.

Я приехал в станицу Хорошевскую на северном берегу Цимлянского водохранилища. Современная станица стоит на месте бывшего хутора Чекалов, или Чекалова гора по другим источникам. Этот хутор был когда-то западной окраиной станицы Цимлянской. Ныне исчезнувшей.

Вот это исчезновение и не даёт мне покоя. Казалось бы, чего волноваться? Ведь при строительстве Цимлянского водохранилища, «ушли под воду» по одним источникам более ста пятидесяти, а по другим, даже более ста семидесяти хуторов и станиц.

И были среди них станицы не менее многолюдные и знаменитые чем Цимлянская.

А дело в том, что историческая часть станицы и все наиболее значимые её предприятия, остались на высоком, не затапливаемом берегу. И переселять эту часть станицы, не было никакой необходимости. Но переселили. На месте жилых кварталов теперь пустырь, на котором еще можно различить следы старой станицы Цимлянской.

А весьма развитую промышленность станицы, переносить, вероятно, было не по силам, и её оставили. Но округу заселили жителями другой станицы – Хорошевской. Которая до строительства водохранилища находилась не далеко, и её территория затопилась полностью.
То есть создаётся впечатление, что кому-то хотелось не просто место под водохранилище освободить, но что бы ни названия такого – Цимлянская, не осталось. И никого из бывших жителей на этом месте не было.

Прежде чем идти на пустырь, где когда-то стояли курени, я обошел памятники бывшей Цимлянской станицы.
Здание на переднем плане принадлежало Цимлянскому «спирто - водочному заводу» построенному в 19-м веке при покровительстве членов царской семьи.
А на заднем плане дом купца Воронина. Построено здание в 1901 г., и в нем квартировало много разных учреждений, пока оно не перешло в руки местной восьмилетней школы. Пребывающей в нём и поныне.

Это старое фото сделано почти с того же ракурса с которого сделано моё. Приятно представить какой стоял здесь дух.

Это руины паровой мельницы знаменитого купца Парамонова.

Есть фотографии 90-х годов, на которых здание еще целое. А мельничное дело Парамоновых существовало в Цимлянской еще с 18-го века.

И не мог я пройти мимо двух легендарных зданий, по преданию построенных еще при Петре I. В них были склады обеспечивающие армию во времена походов на Азов.

Возможно эти кирпичные, полукруглые погреба, перестраивались позже. Но заложены они, точно при Петре.

Все эти объекты расположены сравнительно близко и образуют исторический центр станицы Цимлянской, которая ведёт свою историю с 1672 г. То есть с года рождения Петра Алексеевича.

Если посмотреть известный атлас Шуберта, составленный в 30-х годах 19-го века. То можно увидеть, что станица Цимлянская представляла собой одну улицу, расположенную на высоком берегу донской поймы.

На карте времён Великой Отечественной Войны, станицу уже условно можно разделить на две большие, параллельно идущие улицы. Одна из них, та самая, заложенная еще в 17-м веке. А другая, уже на нижней террасе, ближе к Дону.

Когда станица стала «сползать» вниз, сказать трудно. Но вероятно в 30-х годах 19-го века. Именно тогда был заложен и освящен Никольский храм, главная отличительная черта станицы.

Вот он на фото 70-х годов 19-го века.

«Обгрызенный» склон холма, видимый на фото в левой части, виден и сейчас. Обозначил его стрелочкой.

Видимо станичники ломали здесь камень для своих нужд.

На многие старые фотографии попали дома в верхней части станицы, хотя её центр к концу 19-го века переместился в нижнюю часть.

Там где обрывы были крутые, станица была разорвана на две части, верхнюю и нижнюю. А там где пологие, застройка была сплошной, как видно на этом фото.

А на этом фото, как раз виден крутой обрыв деливший станицу.

И на этом.

Мне кажется, что я нашел это место.

Итак, ясно, что верхнюю часть станицы можно было не переселять при строительстве Цимлянского водохранилища. А оставить в покое. Вместо этого её переселили, а освободившееся место заселили переселенцами из другой станицы. Зачем?
Возможен, правда такой вариант. Что переселили всю нижнюю часть станицы, и три четверти верхней. Одну четверть оставили при винзаводе и мельнице, и назвали это станицей Хорошевской. Которая сама «ушла под воду»? Но опять – зачем?

На космоснимке, к востоку от нынешней Хорошевкой читаются следы исчезнувшей, верхней части Цимлянской.

Хорошо видны границы куреней, подвалы, улицы. На исторических картах приведенных выше, я обвел это место красными кругами.

Вот с этого места, обведённого красным кругом, я и начал своё путешествие по исчезнувшей без причины станице.
Это место представляет собой обычный пустырь с холмиками на месте исчезнувших куреней и ямами на месте исчезнувших погребов.

То тут, то там видны россыпи кирпичей оставшиеся от былого хозяйства. Кирпичи хорошо формованные, без дефектов обжига, однородные и не тяжелые. Знатные кирпичи.

Казак державший кирпичный завод, несомненно, был уважаем в станице.

А исчезнувшие погреба и подвалы, выдают прижившиеся в ямах деревья и кусты.

Я ни минуты не сомневался, что по месту бывшей станицы, каждый год проходят десятки людей с металлоискателями. В других местах, брошенные ими предметы, очень часто мне помогают. Так и здесь.
Вот брошенная при переезде, конфорка. Видел не раз, как хозяйки используют такие, отколотые. Они денег стоят. Эту вероятно не стали тащить на новое место жительства.

А этот кусок оцинкованной жести, восхитил. Мало того, что цинк идеально сохранился, десятилетия пролежав в земле.

Но больше всего удивили заклёпки, которыми этот кусок был скреплён. Они сделаны из свёрнутого в трубочку и развальцованного, такого же куска оцинковки. Подумал, насколько мы зависим от «тысячи мелочей» индустриальной эпохи. Лиши нас даже части их, и мы погибнем.

Ближе к обрыву, а значит к центру станицы, дома богаче. У этого погреб был выложен кирпичом.

Задубевший кусок обуви. Но это точно добрая, хорошо выделанная кожа. От нас останутся пластиковые бутылки.

Могу ошибиться, но, по-моему, это горлышко когда-то было залито сургучом.

... Мирон Григорьевич порвал молчание:
- Что ж... Порешили мы девку отдать. Породнимся, коли сойдемся...
В этом месте речи Ильинична откуда-то из неведомых глубин своей люстриновой, с буфами на рукавах, кофты, как будто из-за спины, выволокла наружу высокий белый хлеб, положила его на стол.
Пантелей Прокофьевич хотел зачем-то перекреститься, но заскорузлые клешнятые пальцы, сложившись в крестное знамение и поднявшись до половины следующего пути, изменили форму: большой черный ногтястый палец против воли хозяина нечаянно просунулся между указательным и средним, и этот бесстыдный узелок пальцев воровато скользнул за оттопыренную полу синего чекменя, а оттуда извлек схваченную за горло красноголовую бутылку.
- Давайте теперь, дорогие вы мои сваточки, помолимся богу, и выпьем, и поговорим про наших деточек и про уговор...
Пантелей Прокофьевич, растроганно моргая, глядел на засеянное конопушками лицо свата и ласково шлепал широкой, как лошадиное копыто, ладонью по дну бутылки.
Через час сваты сидели так тесно, что смолянистые кольца мелеховской бороды щупали прямые рыжие пряди коршуновской...

Фасонный кирпич покрытый глазурью. Такими могла быть облицована печь в доме богатого казака. Такого как Коршунов.

А это сгнившая рессора от брички.

Вышел на край станицы. Она опоясана глубокой и живописной балкой. Наверное, в 17-м веке, когда станица прижилась здесь, вопрос обороны он набегов был актуален.

А в низовьях эта балка еще более красива и неприступна.

Вернулся в станицу. Опять ряды ям – погребов.

Вот два куреня стояли совсем рядом. Может быть родственники, или сослуживцы.

Здесь искатели работали усердно и выволокли на свет осколки керамики, лежавшие вероятно на дне погреба.

Как памятники исчезнувшей станицы, стоят одичавшие груши – исконно казачьи деревья.

... - Уж ты укрой, родимый! Да я тебя отблагодарю, чем хошь! Только от смерти отведи, схорони где-нибудь - овец пригоню гурт! Десятка первеющих овец не пожалею! - упрашивал и сулил Мирон Григорьевич, закатывая бричку под навес сарая.
Пуще смерти боялся он погони. Простоял во дворе у украинца до вечера и смылся, едва смеркалось. Всю дорогу от Ореховой скакал по-оглашенному, с лошадей по обе стороны сыпалось мыло, бричка тарахтела так, что на колесах спицы сливались, и опомнился лишь под хутором Нижне-Яблоновским. Не доезжая его, из-под сиденья достал отбитую винтовку, поглядел на ремень, исписанный изнутри чернильным карандашом, облегченно крякнул:
- А что - догнали, чертовы сыны? Мелко вы плавали!
Овец украинцу так и не пригнал. Осенью побывал проездом, на выжидающий взгляд хозяина ответил:
- Овечки-то у нас попередохли. Плохо насчет овечков... А вот груш с собственного саду привез тебе по доброй памяти! - Высыпал из брички меры две избитых за дорогу груш, сказал, отводя шельмовские глаза в сторону: Груши у нас хороши-расхороши... улежалые... - И распрощался...


А рядом с грушами, кто-то поставил «на попа» очень необычный камень.

Вышел к берегу водохранилища.

Где-то внизу был центр станицы, а по этим балкам пролегали дороги, по которым станичники спускались и поднимались к Дону, рыбным местам, огородам.

При строительстве водохранилища, холмы далеко выдающиеся в пойму подрезали бульдозерами. Потом их подрезала вода. А балки так и остались балками.

Стоя у этого красивого обрыва, подумал, что никакого воображения и таланта не хватит, что бы описать страдания выпавшие переселенцам.
Ниже приведу ссылку на один из источников, а здесь коротко процитирую:

...Мартыновский район принял 550 семей переселенцев, но при этом из планируемых 650 домов к осени 1952 г. были построены только 42, а 162 находились в стадии строительства; 138 домов были приобретены самостоятельно самими переселяемыми колхозниками...

Если сложить и вычесть, то получается, что больше половины людей, по крайней мере в Мартыновском районе, были переселены «в никуда». В землянки, сараи, бараки. Это вместо веками обустроенного быта в одной из богатейших станиц прославившей донское виноделие.

Поехал обратно. Смешно было надеяться, что на месте бывшей станицы я найду некие скрижали, на которых будет выбита тайна её исчезновения.

Но они нашлись. Я уже смотрел вперёд, выискивая путь к асфальту, когда Лена остановила меня коротким словом «Смотри».
Еле заметное белое пятнышко на фоне степи и моря.

Подошел, прочитал. Старообрядческий священник Андронник Прокофьевич Захаров. 1855 – 1918.

Могила не ухожена, но и не заброшена. Я вам скажу, что эти колышки, вбитые по углам участка, что бы на могилу не забредали коровы, сделаны из акации или ясеня из ближайшей лесополосы. Они не могут простоять больше 3- 4-х лет. Сгниют.

Значит 4, а то и 5 поколений, кто-то приходит к этой могиле. Хоть раз в году, но приходит.
Вспомнил, что и Парамонов был старообрядцем.
Может быть в этом «секрет» исчезновения станицы. Была в ней крепкая старообрядческая община, и традиции хранившая и молодежь воспитывавшая. И была она властям поперек горла. Вот и решили, под шумок, расселить станицу и общину распылить?

Бесшумно волнуется ковыль.

Обещанная ссылка:

https://www.ssc-ras.ru/ckfinder/userfiles/files/15(2)%2097-107%20Matishov%20Savelyeva.pdf