Горько, до боли.

Есть фотографии, которые… не совсем фотографии, а нечто большее. И я не о качестве снимка, оно как раз может быть заурядным, как это эмалированное изображение на памятнике.

Лейтенант. Мороз по коже.

Ему было всего 19. Он погиб зимой 1943 г. в боях за хутор Маслов, который в Тацинском районе на реке Быстрой.

Сам памятник. За ним клуб и ещё один памятник.

Второй памятник всем павшим за хутор и жителям хутора, погибшим в годы войны.

Фигура на втором памятнике грустно смотрит на обрушившуюся стену клуба.

И это сотворили не немцы. Не эти немцы, которые на снимке стоят в центре хутора зимой 1943 г.

Собственно, меня в хутор привела эта фотография из этой книги.

Хотел найти место, где она была сделана. Хотя это не было моей главной целью. Но о ней позже.

Центральная часть современного хутора, которая в 1943 была всем хутором, застроена как раз такими вытянутыми домами в малороссийском стиле.

Я внимательно обошел три улицы, существовавшие в 1943-м.

И хотя похожих домов не мало, но сказать, что я нашел место, которое изображено на немецком фото 1943-го года, я не мог.

Много домов брошено, хотя есть и справные.

Познакомился с местными жителями.

Которые вывалили передо мной то, что лежит у них у калитки.

Обломок каски, спорили, немецкая или холхинголка, затвор ДШК, трак, снаряды, в том числе авиационные, хвостовик и еще что-то.

Но я мечтал о других находках. В упомянутых воспоминаниях немецкого офицера есть такой эпизод. Выделил.

Это горькая и малоизвестная страница войны. При освобождении населённых пунктов наши командиры, испытывая острую нехватку штыков, ставили в строй, кого находили. О масштабах и формах такой мобилизации надо говорить осторожно, поэтому я эту тему развивать пока не буду.

Но кто упрекнёт, когда война шла на пределе возможного?

Вспомнился эпизод из одного фронтового произведения Виктора Петровича Астафьева, в котором он описывает подобную мобилизацию на территории Украины. Там немцы имели практику отпускать домой пленных, если они были из этой местности, где были захвачены.

И эти мужчины, попав в плен в первые месяцы войны и будучи отпущены домой, просидели дома условно до осени 43-го. А освобождали их солдаты, прошедшие Сталинград, Ржев и всё остальное. Совершенно понятно было их отношение к этим людям. Астафьев пишет, что для этих мобилизованных не всегда сразу находилось обмундирование. И они выделялись в строю своими штатскими пиджаками.

Так вот, один близкий мне человек по линии супруги, которому в 43-м было 16, как раз был «сосредоточен» немцами в одном таком сборном лагере. И как раз в этих местах на Быстрой.

Бежал. Потом в 44-м был, уже как я понимаю, мобилизован и не по-фронтовому, а через военкомат. Сейчас в семье бережно хранятся его награды, среди которых медаль «За отвагу» и за «Освобождение Праги».

В послевоенное время побег из плена или лагеря был, как ни странно, событием, о котором предпочитали не рассказывать. Причем не факт попадания в концлагерь или плен, а именно побег. Естественным был вопрос: а не с заданием ли от немцев ты вернулся?

И была у меня сумасшедшая мысль, а вдруг в сельской библиотеке, в которых иногда я нахожу удивительные вещи, сохранилось что-то о событиях 1943-го года.

Наверное, сохранилось, только не сохранилась библиотека, как и клуб, как и школа.

Не работает, а тихо разрушается и ближайший клуб в Крюкове. Это если из Маслова ехать по направлению к районному центру. В Тацинку я, понятно, уже не поехал.

Зато, бродя по пустым и сиротливо захламлённым залам клуба в Маслове, я насобирал брошенных детских книг. Я не могу спокойно смотреть на брошенные книги.

Перепишу авторов и названия, выставлю и подарю любому желающему.

Эх, лейтенант, тебе было 19. Как в 60-х, 70-х не хватало рождённых, выращенных и воспитанных тобою парней и девчат. А позже не хватало твоих внуков.

И страна легла, без немцев.