Взвейтесь кострами синие ночи.

Заводская многотиражка сообщила, что в эти дни 90 лет назад в Геленджике открылся пионерский лагерь «Нива». Учитывая такой долгий срок жизни этого лагеря, с перерывом на войну, конечно, и огромность Ростсельмаша, уверен, что у очень многих ростовчан сохранились воспоминания об этом замечательном месте на Толстом мысу Геленджикской бухты.

К стати пришлось фото из шестидесятых годов, хранимое мной в разделе «Заготовки», на котором запечатлены дети из братских социалистических стран (не написано, но уверен), отдыхающие в этом лагере.

Но главное, что на фото попал пляж у лагеря.

Этот бетонный пляж – парапет с деревянными топчанами и с мостками, оборудованными лестницами во все стороны, были отличительной особенностью этого курорта. С бетонных ступенек можно было сразу зайти в воду по колено и переступать с камня на камень, распугивая мелких рыбёшек и отодвигая медуз. А с самой дальней лестницы ныряли в черноморскую, пронизанную солнцем мраморную воду.

Порылся в своих архивах. Нашел совсем немного. Но как обычно бывает, перебирание бумажных фотографий разбудили воспоминания.

Что вспомнилось:

Перед отъездом родители должны были положить в рюкзак своему чаду еды на дорогу. В том числе две бутылки ситро. Поэтому отец всегда перед моей отправкой обходил все сельмашевские гастрономы и где-нибудь, да покупал несколько бутылок "Буратино", "Барбариса" или даже очень изысканного «Крюшона», или даже очень редкого "Мокко". А обходить все гастрономы надо было потому, что ситро в то время было далеко не всегда и не везде. Две бутылки ложились в рюкзак и еще несколько выпивались. Поэтому отъезд в пионерский лагерь уже был маленькой радостью.

Потом, по приезду в лагерь, первым мероприятием, которое проводили вожатые и воспитатели, было построение каждого пионерского отряда с вещами и выворачивание рюкзаков на предмет выявления запасов еды. Вся еда, не съеденная в поезде, безжалостно летела в большой таз.

Строго, жестко, но профилактика желудочно-кишечных заболеваний была превыше всего. Помню оторопь от количества "конфискованной" еды. Казалось, что ею можно кормить весь отряд неделю.

В поезде пели и ждали туннели. Пели много, почти всю дорогу. Запевалами были девчата. Репертуар не помню, только отдельные фразы. С чем был связан такой певческий энтузиазм в вагонах, набитых пионерами, не знаю. Подобное было еще в открытых грузовиках, которые уже в старших классах во время пребывания «в колхозе» возили нас на поле и обратно. Моё поколение пело хором. Что лучше, петь всем вместе или сидеть каждому в наушниках? Ответ не очевиден, потому что человечество, несмотря ни на что, идёт вперёд.

А прохождение поездом туннелей было маленьким, но приключением. Перед Новороссийском их было два или три.

На вокзале пересаживались в автобусы и, глядя в окна, ждали, когда будем проезжать мимо памятника "Обстрелянный вагон". «Смотри, смотри!» - неслось по автобусу. Он выглядел зловеще и очень будоражил наши мальчишеские умы.

Каждое утро в лагере начиналось с линейки. Её проводил каждый отряд в отдельности на своей площадке, со своим флагштоком и, естественно, со своим поднятием флага. Поднятие флага доверялось каждое утро очередному члену отряда. Проводились и общелагерные линейки, и другие массовые мероприятия. В огромном, открытом зрительном зале в виде амфитеатра проводили праздник Нептуна с шустрыми чертями в свите владыки морей. Чертей в чёрных костюмах с рогами и хвостами играли сами пионеры. Эти обязательные черти были явными наследниками первых безбожных советских лет.

А в последний день смены в центре круглой площадки этой арены разводили большой пионерский костёр. И летели крупные красные искры к крупным южным звёздам.

В лагере существовало два главных "разбойничьих" мероприятия. Набег через дырку в заборе на соседний виноградник. Или поход, тоже через дырку в заборе, на "дикий пляж» для купания и отлова крабов. Виноград в винограднике рос технический, невкусный, поспевающий где-то к концу сентября, когда все пионеры давно сидели за партами. А воровать его в июле можно было только ради дозы детского адреналина в крови. Помню холостые хлопки из ружей сторожей виноградника, ходивших в турецких фесках.

А крабов ловили руками в мелкой, прозрачной и почти невидимой воде у берега. Потом их спиртовали в мыльницах при помощи тройного одеколона. Одеколон и мыло в мыльнице были обязательными предметами в рюкзаке каждого отдыхающего в лагере. Половина из заспиртованных таким образом крабов заванивалась через несколько дней. Поэтому вполне обычны были общие перетряхивания постелей и тумбочек в отряде с целью определения и ликвидации источника вони.

А те же крабы, которые в виде заспиртованных мумий доезжали до Ростова или Москвы, быстро гибли в качестве хрупких сувениров.

До сих пор перед глазами тихий утренний прибой, мягкий свет солнца, еще не выглянувшего из-за хребта, и я иду по галечному берегу под огромной скалой. А передо мной в море сбегает живая волна мелких крабов, гревшихся на теплом воздухе. Теперь их жалко, утопленных в одеколоне непонятно для чего.

Когда лет через сорок попал на этот пляж, не нашел ни одного краба, только мусор.

Кстати, я Москву упомянул не просто так. Хотя в лагере преобладали дети ростсельмашевцев, но москвичей было не мало.

Сколько я помню, администрация лагеря традиционно проводила единственное мероприятие для пионеров с выходом в город. Просто выход в город со свободным гулянием по его центру и покупкой мороженого, кому сколько хочется. Помню бумажные три рубля, положенные мамой перед отъездом в карман моих шорт.

Но однажды нас вывезли в горы. В какое-то ущелье, где текла горная речка и был старый мраморный карьер. Нашему восторгу не было предела, и каждый набрал с собой столько кусков мрамора, сколько мог утащить. Потом в лагере пришло осмысление, что эти камни придётся тащить до автобуса, потом до поезда, а потом домой в троллейбусе. Пыл утих, и все стали потихоньку избавляться от запасов благородного камня. Мрамор в лагере валялся повсюду. Сотрудники лагеря, наверное, убирали его не один месяц.

О том, что купание было по команде, об этом и говорить не стоит. Но сейчас, по прошествии многих лет, меня удивляет то, что и загорание было тоже по команде. "Повернулись на левый бок", "Повернулись на спину", и так далее. Сейчас мне кажется, что всё живое при первой возможности прячется от солнца. Или солнце тогда было другое?

Все пионерские отряды по очереди назначались дежурить в столовую. Обязанностей у дежурного отряда было много, но главной была чистка картошки. Её на сутки надо было начистить несколько больших алюминиевых кастрюль.  На кухне, оказавшись без жесткого надзора пионервожатых и воспитателей, мы ходили на головах. И поварихи, плюнув и выгнав нас с кухни, обычно дочищали последние кастрюли сами.

В пионерском лагере был большой летний кинотеатр. Если не ошибаюсь, кино в нём показывали раз в неделю. Но кино можно и в городе посмотреть, а на большой площадке кинотеатра, в полутьме, где строгие вожатые и воспитатели не могли за нами всеми уследить, мы куролесили, как могли. Девочки и мальчики с примерным поведением жались к взрослым и следили за экранными приключениями «Варвары красы, длинной косы».

Сосны и самшиты наполняли воздух своим острым и пряным ароматом. Я его и сейчас хорошо помню. Кстати, неспелый плод самшита - отличный метательный снаряд.

Ежедневных взвешиваний, как показано в замечательном фильме "Добро пожаловать, или посторонним вход воспрещен", в моё время уже не было. Но пару раз за смену нас взвешивали. А вот совершенно бессмысленный "тихий час" был.

Все пионерские отряды имели названия, призванные правильно ориентировать пионеров в будущей взрослой жизни. "Пограничники", "Рыбаки" и так далее, всех не помню. Но помню, что когда я в один из приездов оказался в отряде "Пограничников", нам устроили встречу с двумя настоящими сержантами из соседней заставы у маяка на Толстом мысу. Помню своё удивление, когда, отвечая на наши вопросы, они сообщили, что шпиону из Турции приплыть на нашу территорию с аквалангом технически нельзя. Очень разочаровался. Думал, что мы находимся в настоящем пограничье.

А в отряде «Рыбаки» мы с бамбуковыми удочками ловили рыбу с упомянутых мостков. Поймали несколько несъедобных зеленух, которые обычно шныряли в панике, когда мы отрядом забегали в воду. Отдали их кошке при столовой.

Кормили, сколько помню, хорошо. Но из блюд почему-то запомнилась творожная запеканка, политая фруктовым киселём.

Теперь этого пляжа нет. Большой шторм, если не ошибаюсь, в восьмидесятых, принёс великую массу гальки и похоронил бетонный берег. Сейчас это место выглядит так. Фото с Яндекс-панорам.

А лагерь, слава Богу, жив, здоров. Где-то высоко ему простили чертей.

В таких домиках жили младшие.

Дикий пляж.