Глафира и Глафировка.

Глафировка – небольшое село у основания одноименной косы. С ее улиц хорошо видны элеватор, дома и портовые краны Ейска на противоположном берегу лимана. Одной своей окраиной село выходит на простор Таганрогского залива, другой – на Ейский лиман.
Село отличается чистотой, ухоженностью, опрятными палисадниками, отсыпанными белым ракушечным песком, и цветами, цветами, цветами. Как мне рассказали когда-то местные жители, такие порядки и любовь к чистоте привила селянам помещица, имя которой осталось в названии села. Привила  совсем не демократическими методами. Но ее портрет висит в местном музее на самом видном месте. Много ли таких?
 Впервые я попал сюда, когда еще был жив основатель и собиратель местного краеведческого музея – Николай Иванович Новак. Помню, как ходил тогда с открытым ртом вслед за Николаем Ивановичем  по залам и коридорам бывшего флигеля барской усадьбы, приспособленной под музей, и не давал подняться в душе смутной тревоге. Николай Иванович тогда был уже пожилым человеком, и я понимал, что с его уходом  в таком глухом краю  уникальный музей может ждать лихая судьба.
Как отлегло, когда я увидел музей не чахнущим, а разрастающимся. Теперь у музея появился уютный двор, гостеприимно встречающий посетителей цветами на воротах.

Экспонаты уже не помещаются внутри дома и постепенно заполняют палисад.

И вместе с картинами южного сельского быта  создают атмосферу праздника, уюта, достатка, покоя и благополучия. Радости от доброй работы и счастья от окружающей заботы. Всего того, чего нам остро и часто нахватает.

На месте ветряная мельница. Точнее, ее каркас и механизм. Но хорошо, что хоть в таком виде сохранились. Мельница сработана кузнецом соседнего села Шабельского  Сысоевым Георгием Петровичем  примерно в 1934 г. 

Вдруг подумал, что, вероятно, эта одна из последних построенных ветряных мельниц. В те годы они повсеместно закрывались, уступая место паровым вальцовкам.

Мельница теперь соседствует с пасекой.

И рыбачьей тоней.

А у дверей музея памятная доска его основателю.

В музее посетителей, как и раньше,  встречает готовая к работе, неизвестно каким чудом сохранившаяся веялка. Бока которой мастер украсил затейливым узором.

Когда-то такие машины во множестве стояли повсеместно. Уцелела только в Глафировке.

В первой комнате музея собраны орудия труда, инструмент и многое другое, чем пользовались сельские труженики.

Всегда долго стою у этого «шиномонтажного стенда» и стараюсь представить, каким умением и терпением нужно было обладать, чтобы на таком станке собрать колесо. Да так собрать, чтобы оно не развалилось на ухабах  под тяжело нагруженной телегой и чтобы по большаку промчать с ветерком и не стуча зубами.

Здравствуй, товарищ красный фонарь. Однажды, когда я был совсем пацаном, осколок твоего красного стекла попал мне в глаз. С тех пор инвалид – вижу мир только через видоискатель.

Это наследие Николая Ивановича Новака. Зверинец местной фауны. Летающей, бегающей, плавающей.

Познавательно и интересно. Наш южный край свои природные богатства на показ не выставляет. Чтобы увидеть некоторых местных жителей, должно крупно повезти. 

Здесь в Глафировке – редкая возможность их увидеть, пусть и чучела.

Мимо этой неказистой треноги  многие проходят, не повернув головы. Зря. Это токарный станок. Простейший, но в патриархальном быту  крайне необходимый. Умелец мог  на таком станке сделать легкий, прочный и удобный сервиз на 12 персон.

До 1929 г станок принадлежал священнику Александру Тимофеевичу Попову. Что с ним случилось в 1929-м  и при каких обстоятельствах станок попал в другие руки, история умалчивает. В этом музее за многими вещами кроются трагедии. Но вещи ни о чем не расскажут. По крайней мере, не всем.

Очередной коридор и очередная сокровищница.

Сверлильные станки с ручным приводом – одна из моих многочисленных слабостей в мире старых вещей. Я могу час простоять у такого, высчитывая, какие у него зубья: модульные, эвольвентные  или еще кустарные?

Эти тысячи предметов были чьей-то мечтой, чьим-то уютом, чьим-то подарком, чьей-то памятью, чьей-то жизнью.

И эти. Их везли издалека, из соседнего города, обернув одеялом.

Все это «обчество» ежедневно нас кормило, поило, светило нам, развлекало нас и чинило все, что мы сломаем, вгоняло в слезу или пускало в пляс и  снова  кормило и поило.

Лично я только в этом музее понял, чего мне не хватало, без чего вся моя прошлая жизнь была пуста и бессмысленна. Засмачка! Обязательно заведу себе такую.

Таких стиральных досок  в музеях нашего огромного края  одна или две. Здесь коллекция. Женщины, напрягите воображение и представьте, как обстирать большую семью без всяких машинок, а только с такой доской.
А потом в маслобойке надо сбить масло и налепить кизяков с помощью такого станка.
Я долго стоял в этом углу.
Если вы обратили внимание на корыто, то поняли, что капусту для засолки в  эих краях рубили, а не резали, как в казачьих станицах. 

Зимняя подарочная удочка. 1966 г. Вы сидели когда-нибудь на косе над лункой на ледяном ветру? Каждый предмет может рассказать об очень многом. Если вы его разговорите.

Фронтовые зажигалки. Чудо.

 
Пластинки так хранить было нельзя. Их надо было хранить вертикально, на специальных полках. Но большинство хранило именно так. А когда хотели отыскать нужную – пластинки устилали весь дом.

Иногда забытое слово вызывает фейерверк воспоминаний.

Кто хранил эти нетронутые отрывные календари? Или у собирателей музея есть машина времени? Когда-то  такие висели в каждой кухне, и день начинался не с открытия смартфона, а с чтения очередного листка.

Уют.

 
Прялки. Некоторые в таком состоянии, что немного приложить руки и можно прясть. Да некому.

Весы.

Сергей Николаевич, нынешний хранитель и собиратель музея, в компании помещицы Глафиры Васильевны. Спасибо вам.

Помещица

Смогли бы сами обувь шить, вдруг что на планете случится? Смотрите, как кустарные колодки устроены. Мало ли чего ( типун мне на язык)

Провожают вас на выходе из музея  парень, вернувшийся со службы, дождавшаяся его невеста и их первая мебель – самодельная горка с посудой, собранной по штучке со всей родни.