Музей на почтовом тракте.

«Кто не проклинал станционных смотрителей, кто с ними не бранивался? Кто, в минуту гнева, не требовал от них роковой книги, дабы вписать в оную свою бесполезную жалобу на притеснение, грубость и неисправность? Кто не почитает их извергами человеческого рода, равными покойным подьячим или, по крайней мере, муромским разбойникам? Будем однако справедливы, постараемся войти в их положение и, может быть, станем судить о них гораздо снисходительнее. Что такое станционный смотритель? Сущий мученик четырнадцатого класса, огражденный своим чином токмо от побоев, и то не всегда (ссылаюсь на совесть моих читателей). Какова должность сего диктатора, как называет его шутливо князь Вяземский? Не настоящая ли каторга? Покою ни днем, ни ночью. Всю досаду, накопленную во время скучной езды, путешественник вымещает на смотрителе. Погода несносная, дорога скверная, ямщик упрямый, лошади не везут — а виноват смотритель.

Входя в бедное его жилище, проезжающий смотрит на него как на врага; хорошо, если удастся ему скоро избавиться от непрошеного гостя; но если не случится лошадей?.. боже! какие ругательства, какие угрозы посыплются на его голову! В дождь и слякоть принужден он бегать по дворам; в бурю, в крещенский мороз уходит он в сени, чтоб только на минуту отдохнуть от крика и толчков раздраженного постояльца. Приезжает генерал; дрожащий смотритель отдает ему две последние тройки, в том числе курьерскую. Генерал едет, не сказав ему спасибо. Чрез пять минут — колокольчик!.. и фельдъегерь бросает ему на стол свою подорожную!.. Вникнем во всё это хорошенько, и вместо негодования сердце наше исполнится искренним состраданием.

Еще несколько слов: в течение двадцати лет сряду изъездил я Россию по всем направлениям; почти все почтовые тракты мне известны; несколько поколений ямщиков мне знакомы; редкого смотрителя не знаю я в лицо, с редким не имел я дела; любопытный запас путевых моих наблюдений надеюсь издать в непродолжительном времени; покамест скажу только, что сословие станционных смотрителей представлено общему мнению в самом ложном виде. Сии столь оклеветанные смотрители вообще суть люди мирные, от природы услужливые, склонные к общежитию, скромные в притязаниях на почести и не слишком сребролюбивые. Из их разговоров (коими некстати пренебрегают господа проезжающие) можно почерпнуть много любопытного и поучительного. Что касается до меня, то, признаюсь, я предпочитаю их беседу речам какого-нибудь чиновника 6-го класса, следующего по казенной надобности»

А.С. Пушкин «Станционный смотритель»

Этот отрывок, гениально описавший уклад жизни на российских дорогах в 19-м веке, я вспомнил, когда мы подъехали к крыльцу почтовой станции. Подъехали не на тройке и не с бубенцами, но что поделать? Век такой нам достался.

Зато почтовая станция самая настоящая. Единственная, полностью сохранившаяся в нашем крае.

Мы в хуторе Белгородцеве. Это второй рассказ о поездке в хутор. И покорнейше прошу читателей, прежде чем читать эту заметку, прочитать первую, о дорогах и метели. Чтобы яснее понимать, в каком удивительном месте мы оказались.

Метель

Перефразируя Александра Сергеевича, я скажу, что предпочту такие маленькие, сельские музеи, как состоялся здесь в хуторе, многим столичным.

Нас встречает и ведет по комнатам почтовой станции организатор и собиратель музея, атаман хуторского казачьего общества  подъесаул Косоногов Дмитрий Романович. С которым читатели Меотиды уже знакомы по первому рассказу.

Музей вызывает полный восторг с первых шагов.

Причем по сравнению с другими нашими музеями, он новорожденный. И его становление пришлось на очень сложный год для всего мира. Но здесь в Белгородцеве, в отличие от многих, рук не опускали.

Идем по музею. Увы, уже не определить, что здесь от почтовой станции, а что от школы, которая существовала в этом здании до 2000 г. А потом переехала в центр сельского поселения  хутор Волченский.

Пол, вероятно, был настелен еще при почтовой станции. Древесина «выедена» ногами ямщиков, проезжающих, а потом учеников, а сучки остались в виде бугорков.

Такой пол я видел только в церкви станицы Нижнекундрюченской. А там ему больше ста лет.

От школы остались и некоторые экспонаты. Например, эти две парты. И прибитые к стене остатки вешалки. По этой вешалке можно примерно оценить количество учеников.

Вот они, ученики. Выстроились с барабаном на фоне забора из пластушки. Удивительно теплое и душевное фото.

А на этих двух фото в центре жители хутора с женами перед отправкой на фронт в 1941 г.

Я не люблю пафоса о вечной памяти и бессмертных подвигах. Ничто не вечно. Но благодаря этому музею можно посмотреть в глаза этих людей. Хотя бы так.

А можно научиться прясть. Прялки- одна из моих слабостей. И я, как легендарный капитан, гонявшийся по просторам морей за Моби Диком, гоняюсь по степным просторам за целыми и действующими прялками.

Здесь есть такая. Пролежавшая много лет на чердаке и не работавшая.

А Дмитрий Романович с удовольствием расскажет, как все эти предметы работали вместе.

И патефон действующий!

Скрипя и шурша, пел нам забытую мелодию. Машина времени.

Над этой лавкой я заплакал. Подошел к ней с одной стороны, потом с другой.

С легкой руки советского историка Эйдельмана  многие события в нашей истории  принято объяснять «двумя непоротыми поколениями». Если в России выросли два поколения, которых не пороли ни в прямом, ни в переносном смысле, значит, в стране грядут большие перемены.

Сейчас по моим подсчетам, как раз такой момент.

А расчувствовался я потому, что эта лавка  с крепкими, устойчивыми ножками  как раз предназначена для этого эффективного  воспитательного процесса, канувшего в прошлое.

Я, конечно, противник физического насилия в любой форме. Но зайдя на какую-нибудь современную интернет – площадку, и почитав тысячи с легкостью рассыпаемых во все стороны обвинений и оскорблений, чувствую, как не хватает в нашей жизни этой лавки.

Хороший музей отличается от плохого тем, что будит воображение посетителей. А музей, который кроме воображения будит ощущение давно забытых запахов детства, просто превосходный.

В этом углу на вас пахнет сырым овчинным тулупом.

У керогаза вы вспомните летнюю кухню на шумном подворье, и все запахи простой и вкусной стряпни. И, конечно, вы вспомните, как пах сам керогаз. Неповторимой смесью запаха горячего металла  и керосина.

А здесь вам в ноздри ударит запах подошедшего теста. Его не описать никакими словами.

Есть в экспозиции вещи не великие, но очень редкие. Чугунных утюгов сохранилось немало, и в наших музеях их хватает. А подставок нет.

Здесь есть.

И сепараторов таких я не встречал.

Это не мелочи. Это память, больше нигде не сохранившаяся.

И такие мини-экспозиции, посвященные нескольким поколениям одной семьи хуторян, тоже память, и память уникальная.

Старый друг – кофейник. Совсем недавно радовался встрече с ним в музее в станице Боковской. И вот  новая встреча. Стоит в очень достойной компании старинной посуды и маслобоек.

Ветераны. Не пробовали стирать на такой доске, да с хозяйственным мылом? Попробуйте, незабываемое ощущение. Вот только таких досок в наших музеях две или три. А когда-то в каждой семье такая была.

В хорошем музее можно о чем-то поспорить, что-то узнать, чему-то научиться.

А можно просто походить по тихим комнатам и послушать шелест времени.

Еще в музее есть экспозиция, посвященная Великой Отечественной войне и колхозному этапу истории.

Этот плуг, например, представлен в музее в двух видах, на фотографии 1952 г и в натуральном.

Я не ставил себе цель  описать и показать вам всю экспозицию музея. Я надеюсь, что мой рассказ породит у вас желание приехать в хутор  и увидеть все своими глазами.

Дам совет. Приехав в хутор, прежде всего  посмотрите вдаль, на горизонт. Почтовая станция расположена так, чтобы в этом огромном просторе её было видно с максимального расстояния.

Чтобы в плохую погоду путник, рискующий сбиться с дороги, как можно раньше увидел станционный фонарь.

Посмотрите на следы сада. Вероятно, школьного, а когда-то бывшего шумной площадью, на которой толпились ямщики и повозки.

Осмотрите постройки у станции, заботливо восстановленные создателями музея.

Загляните в старинный погреб, без которого не стояла ни одна усадьба.

Взгляните на близкий погост и вспомните еще один отрывок из «Станционного смотрителя» и подумайте о том, что надо беречь друг друга, пока есть такая возможность.

— Вот могила старого смотрителя, — сказал мне мальчик, вспрыгнув на груду песку, в которую врыт был черный крест с медным образом.

— И барыня приходила сюда? — спросил я.

— Приходила, — отвечал Ванька, — я смотрел на нее издали. Она легла здесь и лежала долго. А там барыня пошла в село и призвала попа, дала ему денег и поехала, а мне дала пятак серебром — славная барыня!

И я дал мальчишке пятачок и не жалел уже ни о поездке, ни о семи рублях, мною истраченных.

И поклонитесь этому дому, не один век добром служащему людям. И самим людям, его сберегшим и берегущим.