Ключ в замке

На эту субботу выпало мне прощание с одним из моих пепелищ. Приехали утром и стали вываливать из шифоньера, тумбочек, полочек, чердака и подвала  все то, что три с половиной десятка лет  три поколения большой семьи  тащили сюда из городских квартир, пытаясь обустроить свой полудеревенский быт.

Если бы эту работу вместо меня делал какой-нибудь инопланетянин, то он наверняка бы решил, что целью человечества является производство как можно более разнообразных вилок, ложек и ножей. То же самое он бы решил про рюмки. Но я не инопланетянин и хорошо помню эти рюмки и бокалы, стоящие дружным, ровным полукругом на стеклянной полке серванта. Теперь каждая из них в одиночестве. Зато  в выдвижном ящике обнаружил три лопаточки для торта. Как они здесь собрались?
По количеству чашек, плошек, блюд, кастрюль и сковородок  можно было решить, что в этом небольшом доме накрывали обеденный стол на полсотни человек. И как ни старались, не могли вспомнить,  как сюда попали некоторые предметы. Но судьбу других посудин помнили хорошо. Вот этот вычурный кувшинчик оставила нам тетушка, уезжая в другой город. "Вам  -говорила она - в саду пригодится, а у меня в чемодан никак не помещается". Он и пригодился, простояв добрый десяток лет на подоконнике на веранде  среди таких же фарфоровых ветеранов, нашедших под этой крышей последнее убежище. 

Остатки десятка сервизов, когда-то с гордостью выставляемых хозяйками на обеденный стол по большим праздникам, ковыляли сюда понурой колонной много лет.
Покорно ожидая свою судьбу, стояли стопки алюминиевых чашек и кастрюль, сварившие тонны борща из овощей, созревших тут же на грядках или варенья из ягод, поспевших на ветках за окном. Они понимали, что им не судьба попасть в небольшие сумки, приготовленные для тех их товарищей, кому выпало счастье эвакуации. 
А счастье это очень изменчиво и часто зависит от волны нахлынувших воспоминаний. Вот колченогая табуретка, в которую  я, подогнув колени, когда-то помещался полностью. И она была мне или кабиной самолета, или башней танка. Получите ваш билет в эвакуацию, госпожа табуретка. А это мамин мохеровый шарф, когда-то очень модный. Есть черно-белая фотография, на которой мама в этом шарфе держит меня  на руках. А я младше своей младшей внучки. Как не взять. 

При свете фонарика  в дальнем углу подполья увидел туго набитый детский портфель. Оббирая паутину с лица, с трудом подтащил его к себе, замирая и надеясь, что кто-то спрятал в нем что-то необычное. Оказалось- шиферные гвозди, оставшиеся от стройки. И таких портфелей, свертков и упаковок за много лет скопилось великое количество. Грустно смотрел на шеренгу баночек, коробочек и жестянок от монпансье, в которых были аккуратно собраны самые разнокалиберные, болтики, гаечки, гвоздики, шайбочки и шурупы. И еще много чего, чему названия не подобрать. Каждая из этих железок может быть бесценна в сложной ситуации. Но дома за много лет собрана не меньшая "коллекция". Поэтому - глубокий вздох. 
Бережно упаковал ножовку по дереву, которой когда-то учился пилить и которая в неумелых детских руках то клинила, то гнулась. Четыре других, много лет боровшихся с бурно растущими деревьями, оставил. Для мастеровых людей  отсутствие нужного инструмента в нужный момент - явление очень болезненное. Поэтому инструмента везде и всегда у нас было в избытке, и он не лежал без дела. Перебрал его весь, подержал в руках каждый. Теплый, трудолюбивый, если вспоминать. И тяжелый, и неудобный, если сравнивать с лучшими образцами современного. Не так много лет прошло, а ручной инструмент изменился неузнаваемо, и инструмент из 60-х напомнил мне инструмент времен Петра I.

Посидел последний раз в паре кресел из 60-х, переживших не один переезд и закончивших здесь свой путь. А когда-то их летящие, стреловидные формы  вместе с торшером и журнальным столиком  были модной частью интерьера на зависть соседям.

Как колоду карт, перетасовал небольшие металлические пластинки с выбитыми на них названиями - "Айдаред", "Анна шпет" и другими.  Память о том времени, когда вдохновленные достижениями сельскохозяйственных наук, мы пытались прививать  на каждое фруктовое дерево еще по три сорта. Иногда что-то получалось.
Постоял у высокой "этажерки", сложенной из рамок с натянутой на них сеткой. На этих сетках сохли и вялились медовые ломтики яблок, груш и абрикос. Пару раз качнул ручку одного из опрыскивателей, взглядом попрощался с тремя другими. Неужели их было столько? Электрические, ручные, самодельные, покупные, с двумя или даже тремя распылителями. Но война с ползающими, летающими, сосущими и грызущими маленькими нахлебниками была проиграна. 
У открытых створок шифоньера поиграли в игру: "А ты помнишь, чье  это пальто, куртка, плащ..., а помнишь, ты был в этой рубашке..., а помнишь мы...? Но все летело  в черную, огромную пасть пластикового мешка, как в черную дыру во Вселенной."

И опять коробочки, ящички и аккуратно перевязанные сверточки из пожелтевших газет. Некоторые с непонятными для современного человека надписями: "детали утюга" или "щетки для бритвы".

В одном из чемоданов с вырезанными из журналов и наклеенными на внутреннюю сторону крышки  фотографиями красавиц (откуда он взялся, у нас такого не было) нашел помимо прочего, две красные пластмассовые ванночки с нарисованными краской буквами "П" и "З".  Проявитель и закрепитель - память о тех временах, когда фотографии рождались не на экране, а в темной комнате при свете красного фонаря. Взял.

Еще раз обошел весь дом от верха до низу. Вылезая из подвала, глянул вверх на стоящий рядом шифоньер с торчащими из замка ключами. Вот так же, еще у бабушки в коммуналке, я когда-то встал на цыпочки и дотянулся до этих ключей, с трудом повернул его и, открыв дверцу, обнаружил  за ней целый мир.  
Подобрал последние мелочи, поклонился и пошел к выходу. И уже закрывая калитку, остановился, вернулся, подошел к окну и через щель в занавесках на веранде в последний раз проверил, что рычажки автоматов на счетчике   опущены, все обесточено. Пошел, не оглядываясь.